Критическая Масса, 2006, - 3   ::   Журнал

Аголова —

волосы в совах.

Ты так тиха, — вешайся, вой! —

вот я и вою.

Хутора, Боже, хранитель от правд, —

правда — предательств!

Правда — проклятье! С бредом берез

я просыпаюсь.

Возговори, заря для зверья —

толпища буквиц!

Боже, отдай моленье мое

женщине, ей же!

Тело твое — топленая тьма,

в клиньях колени,

кисти твое втрое мертвы —

пятиконечны,

голос столиц твоего языка —

красен и в язвах,

я исцелил мир, но тебе

нет ни знаменья,

жено, отыдь ты от меня, —

не исцеляю!

Это одно из лучших творений мировой поэзии, мое любимейшее, от него перехватывает горло, настолько, что даже не сразу замечаешь жуткую евангельскую инверсию в самом конце.

Инверсия на всех уровнях, от синтаксиса до семантики, (псевдо)перевертни, эллипсисы, ассонансы, взрывающийся архаикой гипертрофированный аллитерационный стих, восходящий к сложнейшей поэзии скальдов, хендингам, с их исключительно строго регламентированными внутренними рифмами и количеством слогов в строке, “тесной метрической схемой” и “характерной синтаксической структурой” 6 , не имеющей аналогов в мировой литературе — отдельные предложения могут втискиваться друг в друга или переплетаться, образуя как бы одну “рваную” бесконечную фразу-слово — вот фирменный орудийный стиль двух последних — перед долгим молчанием — книг Сосноры.