Черти   ::   Масодов Илья

Клава как раз, жмурясь от пара, дула на стакан с раскаленным чаем, когда вошел Ленин.

Он был в расстегнутом пиджаке, руки держал засунутыми в карманы брюк, так что пиджак расходился назад, зажатый локтями, и открывал пуговицы сорочки на подтянутом животе. Вид у Ленина был веселый, словно в коридоре Кремля его только что кто-то рассмешил. Искрясь этим смехом, он торопливо подошел к привставшей ему навстречу Клаве и протянул ей вынутую из кармана руку.

- Ульянов, Ленин, - мягко сказал он, весело щурясь, словно и фамилия была у него какой-то смешной.

- Орешникова, Клава, - ответила Клава и робко сунула свою лапку в теплую и плотную ленинскую ладонь.

- Ну, если ты - Клава, значит я - пгосто дядя Володя, - махнул рукой Ленин.

- Как наши сухаги? Не очегствели еще вконец? Тут сам уж чегствеешь, хуже сухагя. А что же ты, Наденька, так мало сахагу ей дала? Это не годится.

- Так ведь мало и есть, - возразила невысокая темноволосая женщина, наливавшая Клаве чай. - По куску на человека.

- На человека - по куску, а на детей - по два, - быстро ответил Ленин, снова сунув руку в карман и, хитро прищурившись, по-воробьиному свернул голову набок. - Если у нас дети сахаг есть не будут - ггош цена всей геволюции. Да, именно так, ггош цена. Для чего мы тогда, спгашивается, всю эту кашу завагивали? Ну да ладно, чегт с ним, с сахагом, - Ленин присел на табурет и сложил руки на коленях, внимательно глядя на Клаву. - Давай, Клава, гассказывай. Как тебе живется?

- Плохо, - созналась Клава.