Демон Сократа   ::   Прашкевич Геннадий Мартович

Рыча, всхрапывая от восторга, он сдвинул в сторону выложенные на стол книги, полупустой графин, пепельницу с одним окурком, и начал извлекать из оттянутых карманов своего жестоко помятого пиджака какие-то подозрительные кульки, недопитую бутылку с коричневой жидкостью, смятую пачку «Кэмела», настоящего, дорогого, без фильтра, и, совсем уже торжествуя, выложил прямо на скатерть изжульканный соленый огурчик, весь в пятнышках укропа и табака.

— В буфете стащил! — с гордостью прорычал он. — Буфетчица отвернулась, я стащил. Я бы и два стащил, да боялся, рука в банке застрянет. У Роджера Гомеса рука тонкая, его рука в банке бы не застряла, но Роджер впал в испуг. Будь у меня такая рука, как у Роджера Гомеса, я бы полбанки стащил, а Роджер впал в испуг. Тоже мне: Колумбия, мафия! Знаем теперь, какая там у них в Колумбии мафия!

— Нельзя было купить?

— С ума сошел! — Юренев чуть не протрезвел от внезапной ко мне жалости: — «Купить…»

Он завалился на застонавшее под ним кресло, грудь его выпятилась. Да, я не ошибся, верхушка фаллического камня на его футболке действительно была украшена надписью: «Оля была здесь».

— Ты глупостями набит, Хвощинский! — Юренев воззрился на меня изумленно. — Ты на аксиологии сломался, это беда многих, тебя система ценностей подкосила. А ценить надо… — Он поискал не дающееся, ускользающее от него слово. — Ценить надо невероятность.