Страница:
40 из 420
И пока длился этот спор, Новый Рим, очевидно, отложил канонизацию Лейбовича в долгий ящик.
Удовлетворившись небольшой ракой блаженного и случайными пилигримами, брат Франциск задремал. Когда он очнулся, огонь уже погас, видны были только тлеющие угли. Что-то было не так, он был явно не один. Он всмотрелся во тьму.
С другой стороны кострища на него смотрел черный волк.
Послушник вскрикнул и нырнул в укрытие. Этот крик, решил он, трясясь от страха в своем логове из камней и хвороста, был простительным невольным нарушением обета молчания.
Он лежал, обнимая металлическую коробку, слушал, как когтистые лапы скребут ограду, и молился о том, чтобы дни великого поста скорее миновали.
3
— …И тогда, отец мой, я почти взял хлеб и сыр.
— Но ты не взял их?
— Нет.
— Тогда это не смертный грех.
— Но я хотел их так сильно, что даже как бы ощутил их вкус.
— Намеренно? Ты получал удовольствие от своей фантазии?
— Нет.
— Ты пытался отрешиться от нее?
— Да.
— Тогда твое обжорство в помыслах не заслуживает порицания. Почему ты исповедуешься в нем?
— Потому что потом я впал во гнев и окропил пилигрима святой водой.
— Что ты сделал?! Почему?
Отец Чероки, одетый в орарь, внимательно посмотрел на кающегося — тот стоял перед ним на коленях, открытый обжигающим лучам солнца.
|< Пред. 38 39 40 41 42 След. >|