Кесаревна Отрада между славой и смертью   ::   Лазарчук Андрей

У нее было две головы: Рядом звонко хлопнула тетива, тут же еще иеще. Птица широко развернула крылья - они были такие огромные, что закрыли все небо! - и плавно ушла влево, за густые пушистые верхушки исполинских сосен. Афанасий проводил ее взглядом. Под крыльями птицы белел густой нежный пух. Вторая голова обернулась, скалясь. Это был наездник, конечно... - Я попал, - сказал Павел. - Я видел, что попал. - Понятно, помирать полетела: Хохот. - Я попал, - повторил он ровно, как читал из книжки. :Уходя, Афанасий еще раз внимательно осмотрелся. Нет, это не то место. Точно не то. Странно даже, что ему могло помститься такое: С утра дул горячий ветер, и было парко, как в бане. В баню, в баню, в баню: дойти бы. К вечеру вернулись к месту первой попытки найти переправу. И тут будто пелена спала с глаз Афанасия. Да вот же она, тропа, в двадцати шагах... как я мог забыть, идиот: Он вырубил свежую жердину и смело шагнул в грязь. Местами он проваливался по пояс, но под ногами неизменно был плотный грунт, иногда даже камень.

Наверное, горькое питье, которое она поглощала в невообразимых количествах и которое выходило в основном кислым потом (простыни и рубашки ей меняли раз по пять в день, и все равно казалось: лежать приходится в компрессе), действовало. И в день, когда подул горячий ветер, Отрада впервые сама, без посторонней помощи, сумела сесть. Прикосновение к босым ногам половика, связанного из холстяных жгутов, вдруг опьянило ее сильнее вина.