Мичман Хорнблауэр (другой перевод)   ::   Форестер Сесил Скотт

Поразвлекавшись вначале на его счет, они вскоре перестали его замечать. Хорнблауэра это устраивало - он замкнулся в своей скорлупе и постарался привлекать как можно меньше внимания.

Ибо невесело было на "Юстиниане" в те мрачные январские дни. Капитан Кин (когда тот поднялся на борт, Хорнблауэр впервые увидел, какой торжественностью окружен капитан линейного корабля) был болен и склонен к меланхолии. У него не было ни славы, позволявшей иным капитанам набрать в команду добровольцев, ни ярких личных качеств, чтобы воодушевить тех угрюмых людей, которых время от времени приводили вербовщики.

Офицеры видели его редко и предпочли бы видеть еще реже. На Хорнблауэра, когда того пригласили в капитанскую каюту для первого разговора, он не произвел впечатления - пожилой человек, больной, с впалыми желтыми щеками, за столом, покрытом бумагами.

- Мистер Хорнблауэр, - произнес он официально. - Я рад случаю приветствовать вас на борту моего судна.

- Да, сэр, - сказал Хорнблауэр. Это больше подходило к ситуации, чем "Есть, сэр", а ничего другого, по-видимому, от младшего мичмана не ожидалось.

- Вам... дайте поглядеть... семнадцать? - капитан Кин поднял листок, на котором излагалась короткая карьера Хорнблауэра.

- Да, сэр.

- 4-е июля, 1776 г., - задумчиво проговорил Кин, читая дату рождения Хорнблауэра. - Пять лет до моего назначения капитаном. К тому времени, как вы родились, я шесть лет плавал лейтенантом.

- Да, сэр, - согласился Хорнблауэр.