Много шума из никогда   ::   Миронов Арсений

Подумалось, что если сейчассдавит пальцы, то сломает мне шею. Но рука была покойная, безвольная – только долгая и тяжелая, как бремя. Странно: я вдруг почувствовал, что мог бы всю свою жизнь простоять вот так, на коленях, перед ним, и чтобы спрашивал меня про дождь, и чтоб рука…

– Воля мне отведать про твое отбытие лесное. – Показалось, что он улыбнулся голосом. – Добрая воля, да не успеть уже. Стариковы речи пуще золота мерены… Ну, ведай ты княжье слово законное. Закон после меня таков: детей трое, два наследника и княжна. Сыновей звать Зверко и Поток, а дочь… Рута. Сыщи их опоследу смерти моей.

О Господи, да как же-я ведь никогда не смогу…

– Найдешь. Вот… опоясти [42] клок… Распусти уз… ну, поспешай! – Он слегка сдавил плечо, и я, охватив обеими руками холодное княжье запястье, нащупал что-то вроде плотного матерчатого ремешка. Рванул тесемку, и полоска ткани медленно, с треском сползла в мою ладонь. Почему-то теплая и шершавая – должно быть, вышивка.

– Двадесет лет тому было, воевал я князя престольского Ярополка. Несправно воевал, допустил вражину до самого града моего великого, до Властова… Умыслил я осаду принимать в крепости… И перед боем… справил Ярополка, дабы жен и молодь всю нашу из крепости отпустить. Протягти их крозь станы вражьи прочь… Бабы и детишки-то… безвинные все.

Тяжко говорит, а все пытается улыбнуться, чтобы вспоминать легче и чтобы слезы не мешали.

– Ну, Ярополк это дело… сдобрил.