JК
Много шума из никогда :: Миронов Арсений
Страница: 554 из 727Данила не захотел провожать ее взглядом; приподнявшись на локте, стал осторожно разглядывать это странное маленькое существо, свернувшееся калачиком у него под боком – среди россыпи мелких белых цветов в траве… Так вот почему так пахнет земляникой!
– Бежображие! Вшю ягоду мне помяли-подавили, негодники! – послышалось за спиной негромкое ворчание, и Данька мгновенно обернул морду на шорох травы под ногами маленького мохового старичка, выросшего из светлой березовой тени. – Где ж такое видано, шобы прямо на ягоднике шпать-почивать?
Дед был похож на старый, но еще крепкий подберезовик – и вылез так же внезапно, будто из-под земли. Данька поспешно оглянулся на спящую девочку, свободной рукой дернул вниз узкий подол ее платья, прикрывая обнажившийся молочно-белый задик с розовым рисунком от вдавившейся за ночь травы. Когда он снова повернул лицо к старику, тот был уже совсем рядом – шершавые лыковые лапти почти по колено, песочного цвета чистенькая рубаха в мелкий горошек и ухоженная борода от плеча до плеча. В руках у дедушки был, разумеется, длинный дорожный посох – только дед не опирался на него, а почему-то нес на плече, будто коромысло.
– Вшю мою жемлянику обгадили, бежображники! – сокрушенно прошепелявил он из-под зонтичной соломенной шляпы, сосредоточенно тыкая в траву кончиком крючковатого посоха. – Тута, на пригорке, жавсегда шамая шочная да крупная попадалась – а теперя пошле вас одно варенье по траве ражмажано! Ни единой цельной ягодины не шышкать!
– Здрасьте, дедушка! – улыбнулся Данька, вдруг почувствовав себя виноватым. Он быстро погрузил руку в земляничный цвет и, мгновенно нащупав в глубине небывало мясистую клубничину, выдернул ее наружу прямо под нос сердитому старичку. – Это вам, папаша… Специально сохранил для вас. Э… как поживаете? Как ваше здоровье?
– Уже лучше, – серьезно ответил зонтичный папаша, мгновенно отшамкивая половину ягоды. – Меня жвать деда Пошух. Имя такое.
– Бежображие! Вшю ягоду мне помяли-подавили, негодники! – послышалось за спиной негромкое ворчание, и Данька мгновенно обернул морду на шорох травы под ногами маленького мохового старичка, выросшего из светлой березовой тени. – Где ж такое видано, шобы прямо на ягоднике шпать-почивать?
Дед был похож на старый, но еще крепкий подберезовик – и вылез так же внезапно, будто из-под земли. Данька поспешно оглянулся на спящую девочку, свободной рукой дернул вниз узкий подол ее платья, прикрывая обнажившийся молочно-белый задик с розовым рисунком от вдавившейся за ночь травы. Когда он снова повернул лицо к старику, тот был уже совсем рядом – шершавые лыковые лапти почти по колено, песочного цвета чистенькая рубаха в мелкий горошек и ухоженная борода от плеча до плеча. В руках у дедушки был, разумеется, длинный дорожный посох – только дед не опирался на него, а почему-то нес на плече, будто коромысло.
– Вшю мою жемлянику обгадили, бежображники! – сокрушенно прошепелявил он из-под зонтичной соломенной шляпы, сосредоточенно тыкая в траву кончиком крючковатого посоха. – Тута, на пригорке, жавсегда шамая шочная да крупная попадалась – а теперя пошле вас одно варенье по траве ражмажано! Ни единой цельной ягодины не шышкать!
– Здрасьте, дедушка! – улыбнулся Данька, вдруг почувствовав себя виноватым. Он быстро погрузил руку в земляничный цвет и, мгновенно нащупав в глубине небывало мясистую клубничину, выдернул ее наружу прямо под нос сердитому старичку. – Это вам, папаша… Специально сохранил для вас. Э… как поживаете? Как ваше здоровье?
– Уже лучше, – серьезно ответил зонтичный папаша, мгновенно отшамкивая половину ягоды. – Меня жвать деда Пошух. Имя такое.