JК
Много шума из никогда :: Миронов Арсений
Страница: 638 из 727Теперь, видишь,тамошние чары на сердце насели, одолело бесовское заклятие. Сам виноват – саморучно свадебный договор подписывал… А всему виной баба, зазноба сердечная – не хотел гвоздь в стену, да молот вогнал!
Данька почти не слышал – не мог оторвать глаз от тяжелых серебряных обручей, стягивавших Потыку лодыжки – совсем как хомуты каторжных кандалов. Показалось вдруг: кожа под браслетами потемнела, будто от ожога. Точно такие обручи на ногах у мертвой женщины, что сидит сейчас в холодной комнате в Малковом починке…
– Эх, Лебедушка моя… брал жену денечек, да проплакал годочек! – Потык растянул в улыбке непослушные губы. – Не хотел иноземку за себя брать, не хотел ее любить… Куда там! Будешь любить, коли сердце болит. Вот теперь и в могилу вместе ляжем – живой Михайло с мертвой жинкой… А иначе нельзя – проклятье душу клонит.
«Брось ее, забудь. Ты не язычник – а над крещеными поганое волшебство не властно…»
– Не могу забыть, Данила. – Потык словно услышал Данькины мысли. – Каждый сам над собою власть выбирает. Я, дурак, свой выбор сделал – идти мне теперь в починок за мертвым телом, да везти его в Калин к тороканским жрецам. С каждым часом заклятье сильней… рассудок уже мутится. Недолго осталось теперь. Через три дня зароют нас с Лебедушкою в ханскую гробницу – и делу конец. Жил-был Михайло Потык, да из ума и выжил. Все жилы порвал.
«Это моя вина, Михайло. Я знаю, что мог спасти твою жену… Я искуплю. Поеду вместо тебя в Калин».
Данька почти не слышал – не мог оторвать глаз от тяжелых серебряных обручей, стягивавших Потыку лодыжки – совсем как хомуты каторжных кандалов. Показалось вдруг: кожа под браслетами потемнела, будто от ожога. Точно такие обручи на ногах у мертвой женщины, что сидит сейчас в холодной комнате в Малковом починке…
– Эх, Лебедушка моя… брал жену денечек, да проплакал годочек! – Потык растянул в улыбке непослушные губы. – Не хотел иноземку за себя брать, не хотел ее любить… Куда там! Будешь любить, коли сердце болит. Вот теперь и в могилу вместе ляжем – живой Михайло с мертвой жинкой… А иначе нельзя – проклятье душу клонит.
«Брось ее, забудь. Ты не язычник – а над крещеными поганое волшебство не властно…»
– Не могу забыть, Данила. – Потык словно услышал Данькины мысли. – Каждый сам над собою власть выбирает. Я, дурак, свой выбор сделал – идти мне теперь в починок за мертвым телом, да везти его в Калин к тороканским жрецам. С каждым часом заклятье сильней… рассудок уже мутится. Недолго осталось теперь. Через три дня зароют нас с Лебедушкою в ханскую гробницу – и делу конец. Жил-был Михайло Потык, да из ума и выжил. Все жилы порвал.
«Это моя вина, Михайло. Я знаю, что мог спасти твою жену… Я искуплю. Поеду вместо тебя в Калин».