Арестант   ::   Константинов Андрей

Да, крепок старик, подумал Наумов и спросил:

— Кого же убирать будешь, Палыч? Антиботик секунду помолчал, потом посмотрел на собеседника пристально и ответил негромко:

— Пока Никита-Директор и писарчук газетный со своей оторвой заграничной у меня за спиной стоят… Пока они живые по земле ходят…

— Э, нет, Палыч, — перебил Наумов. — Такой хоккей нам не нужен. Убитый журналист, как и убитый мент, сразу в герои попадает. Мы жертвою пали в борьбе роковой! Такой хоккей нам не нужен.

Антибиотик молчал. Он понимал правоту Наумова, но не мог ее принять. Николай Иваныч продолжил:

— Мы их, конечно, уберем, Палыч. Но сделаем это цивилизованными методами, без лишнего шума.

— А блядь заморскую? Катьку-блудницу? — спросил Антибиотик. В его голосе откровенно звучала ненависть.

— А вот о Екатерине Дмитриевне мы поговорим отдельно, — с расстановкой произнес Наумов.

Рахиль Даллет сидела, подобрав под себя ноги, в большом кожаном кресле просторной гостиной своего стокгольмского дома. По огромному — от пола до потолка — окну стекали ручейки воды. В доме было тепло, но Катя зябла. Она укрылась пледом и бездумно смотрела в окно. Штормовой ветер с Балтики хлестал по стеклу… Ветер пришел с востока, оттуда, где за сотнями километров темной воды лежал город Санкт-Петербург. Оттуда, куда улетел сегодня странный и любимый человек.

Она вспоминала, как он уходил, прихрамывая на левую ногу. И как она надеялась, что он обернется… Шумный аэропорт Арланда жил своей жизнью. Андрей уходил. Он улетал в мертвый город на севере мертвой страны. Как ей хотелось, чтобы он обернулся. Она молила Бога, чтобы он не оборачивался! Почему-то казалось: если он обернется, то обязательно погибнет. ТАМ всех убивают. Катя зябко передернула плечами.