Седьмая часть тьмы   ::   Щепетнёв Василий

 — Но для чего? Латынь сама по себе довольно верно воспроизводит звуки.

— До некоторой степени. Полноценного фонетического языка не существует. Не все, конечно, схожи с английским, но искажения присутствуют в каждом из них.

— Но для чего было переводить на… на церковнославянский? Это лишь увеличивает степень искажений.

— Вам, маркиз, нужно поговорить на эту тему с нашими академиками, Павловым и Юнгом. У нас как-то занятный вышел вечерок однажды, мы спорили обо всех этих заклинаниях, магических словах, колдовских заговорах. Господин Юнг считает, что заклинания — вроде кодовой фразы. Знаете, можно человека загипнотизировать, выучить чему-нибудь, например, стенографии, но вне гипноза он эту возможность теряет. А ключевая фраза позволяет восстановить навыки, вспомнить, чему обучили под гипнозом. Академик Павлов подобным образом излечил человека с истерической слепотой, случай описан в «Вестнике нейрофизиологии».

— Я не вполне улавливаю связь…

— Юнг предполагает, что человечество, как единое целое, тоже в определенном смысле страдает истерической слепотой. А заклинание, как ключевое слово, способно на какое-то время снять пелену с глаз. Родовое подсознание, единое для всех.

— И они… пробовали?

— Насколько я знаю, нет. Это ведь так, игра ума, безумные идеи.

— Но, все же, зачем было переводить с латыни?

— Для того чтобы заклинание испытал другой человек, с латынью незнакомый. Мало ли, произнесешь, а вместо второго зрения и первое откажет.