Один год   ::   Герман Юрий Павлович

– Вроде утро? – спросил он у Лапшина.

– Утро.

– Стрелял Корнюхин братишка?

– До последнего, – угрюмо ответил Лапшин.

– Живой?

– Частично, – сказал Иван Михайлович. – Вряд ли выживет.

– А наши? Все в порядке?

– Обошлось.

Уже совсем рассвело, когда приехали в Управление. Окошкин взял Жмакина под руку с одной стороны, Кадников – с другой. Лапшин внизу звонил по телефону в санчасть, чтобы к нему в кабинет зашел дежурный врач.

Уборщицы с подоткнутыми подолами мыли каменные лестницы, те самые, по которым столько раз Жмакина водили арестованным. Было пусто, со ступенек текла вода, пахло казенным зданием, дезинфекцией; наверху толстая уборщица пела:

Телеграмма, ах, телеграмма…

– Ты отдохни, товарищ Жмакин, – сказал Окошкин, – не торопись.

– Спешить некуда, – подтвердил Кадников.

Ты лети, лети, лети, ах, телеграмма, —

пела уборщица.

Вахтер козырнул Окошкину. Они всё еще подымались. На лестничной площадке был красиво убранный щит с государственным гербом Союза, с красными знаменами. Сколько раз Жмакин видел этот щит!

– Да, – сказал он, – побывал я здесь. Сколько раз меня приводили.

– Нечего вспоминать, – сказал Окошкин. – Что было, то прошло и быльем поросло.

– Это верно, – сказал Кадников.

Сонный дежурный по бригаде принес Окошкину ключ от кабинета Лапшина. Василий отворил дверь и притащил Жмакину переодеться свой старый костюм.