Палаццо Дарио   ::   Рески Петра

Ванда удивилась, почему он делал тайну из своей художественной работы. Будто ему было неловко. Но что может быть хуже, чем работа гондольера?

– Да, да, верно, – пробормотал он, словно читая ее мысли. – Это – шизофрения. Я скульптор, художник и автор всякого перформанса. Но на это я не могу прожить. Поэтому шесть месяцев в году работаю гондольером. Зимой я включаюсь и занимаюсь этим. А весной наоборот. Живу в двух мирах.

Он говорил энергично и серьезно, как говорят убежденные в чем-то важном. Всю ночь.

– Три года я преподавал здесь в Венеции в Академии искусств. Для многих Академия самоцель, особая ступень в карьере. Для меня невыносимая. Монотонная. Шесть студентов, и каждый хотел обсуждать со мной свои эстетические проблемы. О своей работе я уже не мог думать ни минуты. И уволился. Для мамы это было, конечно, потрясением. Она так гордилась. Ну как же, сын гондольера пробился в Академию искусств. Я начинал как скульптор. Скульптуры из жуков. Я одел манекен в венецианское платье, склеенное из жуков, и назвал его «Ла Догаресса». И даже запланировал целый цикл из жуков, но жуки закончились, подвел поставщик. Да и с кураторами музеев из-за них были проблемы. На последней выставке в Палаццо Грасси уборщицы отказались убирать зал с моими работами, они решили их выбросить, потому что по всему дворцу гости на ногах растащили жуков, опадавших со скульптур. Таким был мой первый перформанс. Потом меня вдохновили голуби на площади Св.Марка. Я сделал с ними перформанс.