Рассказы о литературном институте   ::   Белокопытов Александр

Щечки у них пламенеют, глазки сверкают, приятно им, милым барышням, в гостях у хороших ребят в дружеском кругу посидеть. Маша ближе к бутылке подсаживается, берет ее под личный контроль, чтобы слишком не усердствовали. Да мы и сами дело туго знаем, не гоним, так только, по капельке, чтоб горло не пересохло. А Таня пуловер сняла, зашвырнула его в угол, в маечке - футболочке осталась. Тесно ей, широкой натуре, в пуловере. Руки у Тани гладкие, холеные, с рыжими подмышками. У Вити по лицу несколько раз будто судорога пробежала.

- Она что, в баню, что ль, пришла? - слышу я его свистящий шепот.

- Да нет, не в баню, просто жарко у нас, Сахара.

- А-а-а... - с большим сомнением соглашается он и замолкает.

А мне вдруг так легко и трепетно сделалось, зазвенели в груди золотые и серебряные колокольцы, хоть в пляс пускайся! Так я умилился и расчувствовался, переполняет меня беспричинная, светлая радость, хоть серенаду пой! И почему я такой чувствительный? Вообще странная штука жизнь. Чем больше живешь, тем больше ничего не понимаешь. То, что раньше казалось очевидным, становится совсем невероятным и непостижимым. Единственное, что я понял после бдений и раздумий: жить надо так, чтобы всегда в душе свадьба пела и плясала. Плясала и пела, несмотря ни на что!

А Маша протягивает пустую бутылку, возвращает на грешную землю. Как так?! Только-только разговорились по душам, а водка, подлюка, опять возьми и закончись. Вот и не спешили! А Машины глазки-проныры лучатся, как у невесты, подмигивают, намекают, что они с Таней еще выпить не прочь.