Стендинг или правила приличия по Берюрье   ::   Сан-Антонио

Он брызжет слюной, давится ей, в легких астматически хрипит, он говорит то в высоком, то в низком стиле и, наконец, умолкает, как умолкает патефон, когда игла увязает в пластинке, размягченной от жары. И тут со свежими силами на помощь ему бросается его благоверная. Она решительно настроена поговорить, а учитывая, что она сидит напротив зеркала, она имеет возможность поносить нас последними словами и одновременно разглядывать себя. Она говорит, что мы позор нашей профессии, экскременты общества, миазмы человечества, ядовитые протуберанцы, очень злокачественная опухоль! Она говорит, что мы оскверняем, посягаем, вызываем эрозию и сыпь, наводим рожу, расчленяем трупы, нарушаем общественный порядок, губим, разлагаем и разочаровываем, приносим несчастье, обесчещиваем, устраняем, убиваем детей во чреве матери. Директор хочет остановить ее, но прервать ее еще сложнее, чем лекаря.

Зоб трясется, отвислые щеки отвисают еще больше, голосовые связки настроены на ноту «соль»! Это настоящий вулкан, разговаривающий сам с собой в зеркало, рассказывающий о нас обоих ужасные вещи и извергающий на нас всеуничтожающую лаву. Наша родословная на глазах чахнет, становится нелепой, испачканной грязью, дурно пахнущей. Я и Берю, мы чувствуем себя мерзопакостными до глубины души, хотя ничего не понимаем. Мы склонны думать, что попали в снежную лавину. Мы приходим к убеждению, что все это правда и притом вполне заслуженная, что мы на самом деле недостойны жить на земле.