Критическая Масса, 2006, - 3   ::   Журнал

Когда Ольга Мартынова говорит о том, что

…страшный мрамор римских колоннад

Торчит из-под земли, как будто кто

Зарыл корову кверху выменем…

ее слова — еще и эхо строк Бродского из “Римских элегий”:

И купола смотрят вверх, как сосцы волчицы,

накормившей Рема и Ромула и уснувшей.

Когда Шварц пишет:

Площадь, там где Пантеона

Лиловеет круглый бок,

Как гиганта мощный череп,

Как мигреневый висок…

— она ведет свой диалог с теми же “Римскими элегиями”, где есть стихи:

И Колизей — точно череп Аргуса, в чьих глазницах

облака проплывают как память о бывшем стаде.

Голоса поэтов накладываются один на другой, порождая множащиеся, переливающиеся смыслы, как у Мартыновой:

Все города выставляют из сорного дыма углы площадей,

Балкончики, эркеры, львы с открытыми ртами, львы с закрытыми ртами,

Их ложноклассический прах, усыпающий голову —

Вот я увидела римскую ляпис-лазурь, проскользнув по немецкому олову.

В декабре город‚ зажигают притворные свечи.

Каждому городу, что бьется в сетях своих,

Я говорю наспех чужими словами: ихь либе дихь —

Дикий язык долгоногой Марлены, жесткая кость

Берлинской трескучей, тягучей, давно поистраченной речи.

К этой речи уже не найти говорящих людей.