От экономии ограниченной к всеобщей экономии   ::   Деррида Жак

Но это презираемое рабство - не то же самое рабство, которое начиная с Платона осуждается [философской] традицией. Платон имеет в виду рабское письмо как техне, которое безответственно в силу того, что в нем исчезло присутствие произносящего дискурс человека. Батай, напротив, имеет в виду рабский проект сберечь жизнь - фантом жизни - в присутствии. В обоих случаях, правда, опасения вызывает некая смерть, и как раз эту их общность и надлежало бы тщательно обдумать. Проблема оказывается тем более трудной, что суверенность одновременно назначает для себя какое-то другое письмо: то, что производит след как след. Последний является следом лишь в том случае, если присутствие в нем безвозвратно скрадено, с самого первого его обещания, и если он конституируется как возможность абсолютного изглаживания. Неизгладимый след - это не след. Таким образом, нам надлежит реконструировать систему батаевских положений, касающихся письма, этих двух отношений - назовем их низшим и высшим - к следу.

1. В целой группе текстов суверенный отказ от признания предписывает изглаживание написанного. Например, поэтического письма как письма низшего:

"Это жертвоприношение разума по виду является воображаемым, у него нет ни каких-то кровавых последствий, ни чего-либо аналогичного. Тем не менее, оно отличается от поэзии тем, что является тотальным, не оставляет в запасе никакого наслаждения, кроме как через произвольное скольжение, которое невозможно задержать, или через самозабвенный смех.