JК
Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса :: Говоров Александр
Страница: 68 из 285- Не ровен час, проснутся - что подумают?Мне не спится, недужится, но я перемещусь, а ты иди, ты добрый, ты умный, ты милый, Бяша...
Никто, никогда, с тех пор как умерла матушка, никто Бяшу так не называл. Отец любил его, но отец был немногословен и вечно занят! Бяша простил даже ей, что она его Бяшей назвала, у нее это так ласково получилось! И они пошли назад, обнявшись в темноте, долго поднимались, после каждого шага пережидали, затаив дыхание. На последней ступеньке она вновь приблизила лицо к Бяшиному уху:
- Дай я тебя перекрещу, пусть не говорят, что кликуши - ведьмы... А вместо молитвы я тебе заговор скажу, ты сразу заснешь и будешь почивать до утра.
И зашептала, как запела, слова ее скорее можно было угадать, чем расслышать:
- Трава реска, маленька, синенька, по земле расстилается, к долу приклоняется... Слова мои крепки и до веку лепки, нет им переговора и недоговора, будь ты, моя присуха, крепче камня и железа.
И верно, Бяша лег, камушком повалился и не помнит, как заснул.
А утром примчался Максюта, весь в горестных чувствах. У его Степаниды, оказывается, уже и сваха есть. Максюта шептал отчаянно:
- Копать, копать! Давай, Бяша, копать!
- Да что нам будет от этого копанья-то?
- Как - что? Клад найдем, попа купим в Нижних
Котлах, там, сказывают, они мздоимливы. Наймем первейших рысаков, сговорим Стешеньку и венчаемся увозом!
- Ты венчаешься, а я? Да и если она не согласится? Максюта молчал, повесив буйную головушку.
Никто, никогда, с тех пор как умерла матушка, никто Бяшу так не называл. Отец любил его, но отец был немногословен и вечно занят! Бяша простил даже ей, что она его Бяшей назвала, у нее это так ласково получилось! И они пошли назад, обнявшись в темноте, долго поднимались, после каждого шага пережидали, затаив дыхание. На последней ступеньке она вновь приблизила лицо к Бяшиному уху:
- Дай я тебя перекрещу, пусть не говорят, что кликуши - ведьмы... А вместо молитвы я тебе заговор скажу, ты сразу заснешь и будешь почивать до утра.
И зашептала, как запела, слова ее скорее можно было угадать, чем расслышать:
- Трава реска, маленька, синенька, по земле расстилается, к долу приклоняется... Слова мои крепки и до веку лепки, нет им переговора и недоговора, будь ты, моя присуха, крепче камня и железа.
И верно, Бяша лег, камушком повалился и не помнит, как заснул.
А утром примчался Максюта, весь в горестных чувствах. У его Степаниды, оказывается, уже и сваха есть. Максюта шептал отчаянно:
- Копать, копать! Давай, Бяша, копать!
- Да что нам будет от этого копанья-то?
- Как - что? Клад найдем, попа купим в Нижних
Котлах, там, сказывают, они мздоимливы. Наймем первейших рысаков, сговорим Стешеньку и венчаемся увозом!
- Ты венчаешься, а я? Да и если она не согласится? Максюта молчал, повесив буйную головушку.