Избранное   ::   Петров Сергей

Здоровье в нас — как личной смерти завязь,

и мы живем, самим себе не нравясь,

и говорим надгробные слова,

и криком врач протыкивает завесь:

— Что? Крыса там? Бьюсь об заклад, мертва!

Да кто же сдох? Мышонок или я?

— Течет Нева простором нелюдским.

По Петербургу Азия моя

проходит бастионом Щербатским,

с лицом бурхана, долу не клонясь,

как брахман в шубе или русский князь.

А петербургская зима поет

по-блоковски и по-кабацки,

и бастион мне лапу подает

по-княжески и просто по-щербатски.

И я когда-то честью дорожил —

нет, не монашеской, а всероссийской! —

и я когда-то как отшельник жил

поблизости от храмины буддийской.

И вспоминается мне невзначай:

пугливый, словно в зоопарке лама,

в Дарджиллинге сосет душистый чай,

как гость и пленник, Далай-лама.

Средь строгих бриттов тяжелы ему

монашеские нудные оковы,

и приглашает в Хласу потому

размашистого князя Щербатского.

А лань — как лама, в круге бытия

беспомощно-смиренная мадонна.

И в Петербурге Азия моя

и в золоте, и в камне, и бездонна.

И не грущу я о своих потерях,

пусть я в годах и пусть мой груз велик.

Я, как дубовый древлерусский Рерих,

подъемлю в горы свой мордовский лик.