Одиссея (пер. В.В.Вересаева)   ::   Гомер

О, если б так и меня олимпийские боги сгубили

Или б сразила стрелой Артемида, чтоб я Одиссея

Снова увидеть могла, хоть сошедши под страшную землю,

Чтобы мне быть не пришлось утехою худшего мужа!

Переносимы, однако, бывают несчастья, когда кто

Плачет все дни напролет, жестоко печалуясь сердцем,

Ночи же сон им владеет. Про все человек забывает —

И про печаль и про радость, лишь сон ему веки покроет.

Мне же и самые сны лишь зловещие бог посылает.

Кто-то, на мужа похожий, меня обнимал этой ночью,

Был он, каким отправлялся в поход. Охватила мне сердце

Радость, и думала я, что это не сон, а уж правда".

Так говорила. Пришла между тем златотронная Эос.

Горестный плач Пенелопы до слуха дошел Одиссея.

Он в сомненье пришел и подумал: быть может, царицей

Узнан уж он и она над его головой наклонилась?

Взяв одеяло, овчины собрав, на которых лежал он,

В зале на кресло сложил Одиссей их, а шкуру воловью

Вынес наружу. И, руки воздевши, молился он Зевсу:

"Зевс, наш отец! Если все вы меня, хоть измучив немало,

Морем и сушей в отчизну сюда привели не случайно,

Пусть кто-нибудь, кто проснется, мне вымолвит вещее слово, —

Здесь, внутри, а снаружи пусть знаменье будет от Зевса!"

Так сказал он, молясь. И Зевс его мудрый услышал.

Тотчас он загремел с сияющих глав олимпийских,

Сверху, из туч. Одиссей большую почувствовал радость.