Ленинградская зима   ::   Ардаматский Василий Иванович

— Люди добрые, воды не дадите? — еще издали крикнула она.

— Мы тут не живем, дорогая… — начал Давыдченко, но Потапов перебил:

— Идемте…

Они вошли во двор ближайшего дома. Окна его были забиты, и, судя по всему, уже давно. Одичавшая кошка, мяукнув, метнулась под крыльцо. Нашли в глубине двора колодец. Давыдченко держал ведро, пока женщина пила.

— Спасибо вам, дядьки, спасибо, родные, — сказала она, отдышавшись и вытирая лицо платком. — Побегу догонять. Спасибо. До свидания. А вы-то? — торопливо говорила она, направляясь к калитке.

— Успеем… — ответил Давыдченко.

— Глядите, глядите… — повернулась к нему женщина. У нее было совсем молодое, красивое лицо, а черные волосы были тронуты серым налетом — не то пыли, не то седины. — А то увидите, что я повидала. Дождалась их, иродов, все не знала, как больную мать тащить. Они пришли, гогочут на всю деревню, мочатся посреди улицы, кур ловят. А потом пошли по домам. За какой-то час половину деревни перестреляли… и маму… тоже. — Красивое лицо ее искривилось, и она бегом побежала к калитке.

Потапов и Давыдченко молча вернулись на дачу. Сели снова под яблоней.

— Я про что сказать хочу, — вдруг решительно сказал Потапов. — Когда немец придет в город, мы спокойно сможем сюда вернуться — у них ведь что-что, а собственность признается. Вот мы и вернемся. Сразу-то, когда придут, сгоряча и пристрелить могут. А в городе порядка больше будет…

Давыдченко решительно встал:

— Да. Решили.