Ангел, летящий на велосипеде   ::   Ласкин Александр

Мы точно знаем,что, помимо ссор, у Лютика и Осипа Эмильевича были часы тихих бесед.

Как далеко заходили эти разговоры? Всего сказать невозможно, но крайнюю точку обозначим.

Существует такая косвенная улика.

В возрасте трех-четырех лет Лютик сфотографировалась в царскосельском ателье Гана. На девочке - белая шляпа с широкими полями. В таком наряде легко представлять себя принцессой на горошине, капризничать, требовать чего-то невозможного.

Впрочем, Лютик предпочитала невозможное не требовать, а воображать. Благо, в кабинете отчима есть огромная тахта. Вот где простор для фантазии: "...иногда тахта изображала корабль в открытом море, иногда - дом и сад для моих медведей (в куклы я никогда не играла)".

На фото она мило улыбается и нежно прижимает к себе игрушечного медвежонка.

Получается, что Осип Эмильевич все знал. И о фотографии, и о тахте, и о ее играх. Мало кто догадывался о ее детстве, но с ним она разоткровенничалась.

Даже об игрушке, чуть ли не главном друге царскосельских лет, Лютик ему рассказала.

Так медвежонок стал частью триединой формулы, которую вывел Мандельштам.

В стихотворении "Возможна ли женщине мертвой хвала?.." он увидел ее человеком, не ушедшим от прошлого, но сохранившим его в себе.

Вот откуда эти "Дичок, медвежонок, Миньона" - девочка, девушка и женщина в одном лице.

Лютик и огонь

Мы уже сказали о ребенке с любимой игрушкой, а теперь поговорим о другой крайности.