Страница:
75 из 100
Нож, который он завёл, когда отсидел и приблатнился, был того же типа, но с рукояткой попроще. Лезвие имело достаточную длину, чтобы, войдя в шею сбоку, пронзить её почти насквозь.
О ноже знали Ад и ещё двое-трое наших, но на допросах про него не вякнули. У нас считалось безмерно позорным, гнусным деянием – настучать на кого-либо, а уж тем более настучать на приятеля – неважно, даже если он в самом деле убил человека. Донос всегда, в любом случае – донос.
Это убеждение разделяли и взрослые, которые чуждались преступного мира, никого не избили, не ограбили: Альбертыч, его друзья, мой дед, а также, думаю, и мой отец-инженер, хотя он избегал прямо высказываться по упомянутому вопросу. Вопреки писаной морали, которую вовсю попирали люди, обладавшие властью, бытовала неписаная: мой душевный настрой был в ладу с ней. Весть об убийстве милиционера вызывала положительные эмоции, а если бы наша компания узнала, что убит прокурор, мы пережили бы бурную радость, преисполненные восхищения тем, кто сделал дело.
Мы не обсуждали между собой: а что если действительно Генка зарезал Славика? Сам факт этого осторожного молчания выдаёт наше мнение на сей счёт. Мне мучительно-страстно желалось, чтобы убийцей был Старков. Но это значило бы: он втюрился в Нинель до неистовства. Вот уж что никак не шло ему – холодно самоуверенному, навидавшемуся баб. Он мог, рассчитав, что не окажется побитым, полезть в драку из-за Нинель, надеясь затем переспать с ней, оценившей его мужество.
|< Пред. 73 74 75 76 77 След. >|