Детские годы   ::   Лесков Николай Семенович

Но вот снова щипнула цитра, и еще, и еще, и свежий, крепкий, мужественный баритон запел: "Eternel, aie pitie de moi, car je suissans aucune force! Eternel, retourne-toi, garantie mon ame". {Предвечный, смилуйся надо мною, ибо я совсем без сил! Предвечный, обрати ко мне свой лик, спаси мою душу! - франц.}. Это было опять ее пение, ее манера; я не выдержал и куда-то подвинул вперед руки и остановился; тяжелый ковер, преграждавший мне путь, поднялся и открыл обширную комнату, меблированную в старинном французском вкусе. Все окна ее также выходили в сад и были растворены; свет и аромат в нее лил еще раздражительнее, и тут на длинной софе с золоченым загибом сидел у небольшого легкого столика... тот, кого я видел в последний раз, когда потерял сознание: высокий мужчина с полуседою головою - и он пел этот чудный псалом.

Ковер, которым я двинул, заставил его оглянуться, и глаза наши встретились.

- Богу хвала: вы живы! - воскликнул он по-французски и, вскочив с места, заключил меня в свои объятия и, посадив в кресло, подал мне стакан воды с каплей какого-то вина.

- Жив? - спросил я, - разве я был болен?

- Да; вы лежали долго.

- Долго?

- Да; об этом после...

- Что же было со мною?

- Вы оступились с высокого места.

- Помню. Что же, я расшибся?

- Нет; вы только получили большое сотрясение.

- Кто спас мне жизнь?

- Конечно, тот, кто вам дал ее.

- Но я помню ваше лицо...

- Я был там.

- Кто же вы?.. Как ваше имя?

- Мое имя Филипп.

- О, вы Кольберг!

- Я Кольберг, я тот, которого мать ваша считает своим другом, но теперь пока это все: пока более ни слова.