Дмитрий Донской   ::   Бородин Сергей Алексеевич

Я знаю уединенный двор.

Верное место. Сначала оглядись.

Они спустились в пригород, заросший садами, в каменные узкие улочки Кафы.

Здесь за одной из стен разгрузили караван, и Мамай поселился в верхней келье над складами.

С крыши виднелось море. Улочка спускалась к берегу. Какой-то беззаботный рыбак пел, вычерпывая из лодки воду.

Всюду по дворам висела на шестах, провяливаясь, сырая рыба. На длинных нитках поперек дворов колыхались яркие гроздья алого перца. Каждый двор был открыт другому двору – не таились, как в Орде, не строили каждый из своего двора крепость против соседа, как в Сарае.

Было легко дышать. Даже мощные городские стены на солнце казались голубыми, словно сложены из стекла, а не из камня.

Бернаба клялся, что торопливо готовит поход в Орду. Он уходил с утра.

Двор был безлюден, останавливались здесь редко. Только говорливый содержатель двора, грек, бездельник и крикун, досаждал Мамаю:

– Какой товар привез, купец?

– Золото! – сердито ответил Мамай, но спохватился, заметив, как глаза грека жадно блеснули.

– Нет, нет, пшеницу.

– Почему не продаешь?

– Жду цену.

– Чего ждать? Она дешевеет.

– Потому и жду.

– Значит, богат, если можешь ждать! – сообразил грек.

Вечером нашла грусть. Мамай вспомнил, что, может быть, Тохтамыш уже коснулся той из его жен, у которой брови похожи на крылья стрижа.