Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

Крестоположенского нашли у левого клироса, безногийчеловек на ступеньке алтаря сортировал рукописные ноты, лицом он походил на старого солдата, а разговором на старого учителя.

— Мы к вам, Василий Савельевич… — Ушаков представил своего спутника. — Секретарь уездного комитета комсомола товарищ Ознобишин.

— Тоже по примеру своего коллеги хотите поступить в хор? — пошутил Крестоположенский.

— Вроде бы нет, — усмехнулся Слава. — Наоборот, хочу изъять своего коллегу из вашего хора.

— Ни в коем разе! — встрепенулся Крестоположенский. — Сами не понимаете, чего хотите.

— А как вообще-то он к вам попал?

— Простее простого, — объяснил Крестоположенский. — Смотрю как-то во время всенощной, стоит молодой человек. В другой раз смотрю, опять он. И не то, чтобы молится, все внимание хору, и даже будто подпевает. Подозвал, спрашиваю — пением интересуетесь или барышнями, у нас барышни тоже в хоре поют. Нет, говорит, пением, я пение очень люблю. А попробовать не хотите? Колеблется. Пришел на спевку, еще раз пришел, потом точно чего-то испугался, а я поговорил с протоиереем, назначили ему вознаграждение…

— А вы понимаете, что это такое? — перебил Слава. — Комсомолец поет за вознаграждение в церковном хоре!

— А он не за вознаграждение, — возразил Крестоположенский. — Из любви к искусству.

— Но ведь деньги получает?

— Не столь это важно, поет потому, что не может не петь, потому что талант.

— Уж и талант? — усомнился Слава.