Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

— Ну вот что, товарищ Ознобишин, — заговорил Шабунин в полный голос, — скажи своей Фране, чтоб пришла к Варваре Никитичне. Конференция через два дня, пусть после нее и приходит, поговорю с врачами, а Варюша сведет в больницу.

— Зачем в больницу? — удивился Слава. — Еще рано…

— Не рано, а как бы не поздно, — усмехнулся Шабунин. — Прервут, и никто ничего знать не будет.

— Что прервут?

До Славы не сразу дошел смысл этого слова.

Шабунин покачал головой.

— Беременность. Какой ты еще ребенок! Беременность — вот что прервут. Ребенок ей сейчас ни к чему.

Слава смутно представлял, как можно прервать беременность, ему приходилось слышать об этом разговоры.

Ему вдруг жалко стало ребенка, жизнь которого собирались прервать…

— А вам не жаль? — неуверенно спросил Слава.

— Девчонку прежде всего жаль, — сказал Шабунин. — Что ей с ребенком делать? Вам учиться надо, а потом уж семьей обзаводиться.

В общежитие Слава вернулся к ночи. Темно во всех окнах, все спали. Слава прошел через зал, повернул выключатель, лампочка засветилась желтым светом. Комната прибрана, постаралась в его отсутствие Эмма, книги сложены на столе аккуратной стопкой, стулья расставлены вдоль стены, кровать постелена, и — это еще что такое? — подушку украшает голубая лента.

Что за лента?

У Франи вчера волосы были перевязаны этой лентой! А Эмма нашла. Что она вообразила? И положила ленту на подушку. Сувенир, Сейчас нельзя отнести ленту. Эмма заметит…

Слава сунул ленту в карман. Отдаст завтра.