Две зимы и три лета (Пряслины - 2)   ::   Абрамов Федор Александрович

Но он крепился и навошедшую в избу сестру даже не взглянул.

- Что Егорша делает? - спросил Мишка.

Лизка всплеснула руками:

- Да вы что - сговорились? Тот: "Что Мишка делает?" Этот: "Что Егорша делает?"

Она взяла под порогом веник, запахала в кучу ребячьи волосы.

- Ты ничего не слыхал?

- Нет. А что?

- Старовер приехал.

- Какой старовер?

- Много ли у нас староверов? Евсей Мошкин. В поле сейчас стоит, у своей избы. Сегодня, сказывают, приехал. До Лиственничного бора на "Курьере" шел, а оттуда пешком. Не захотел дожидаться, покуда пароход дрова возьмет.

За этим многоречивым плетением Михаилу почудилась та же самая тревога, которая холодком подползла и к его сердцу. Прошлой осенью, когда в спешке ставили им избу, бревна собирали по всей деревне и три венца взяли с развалин Евсея Мошкина. Конечно, с согласия правления колхоза.

- Сиди! - зло тряхнул Михаил заворочавшегося Федьку.

Наскоро оборвав остатки волос на рыжей голове, он накинул на себя ватник, вышел на улицу.

На задворках, в поле, там, где стояла изба Евсея Мошкина, никого уже не было.

Михаил взял колун с крыльца и пошел в дровяник. Он всегда так делал, когда хотел что-то обдумать. Правда, в данном-то случае и обдумывать было нечего. Бревна с Евсеевой избы подсказала снять Анфиса Петровна, так что пускай она и рассчитывается с Евсеем.

Да, но бабам-то рот не заткнешь, подумал Михаил. Начнут теперь вздыхать да охать. Вот, скажут, какие нынче люди пошли.