Две зимы и три лета (Пряслины - 2)   ::   Абрамов Федор Александрович

- По последней науке, говорят, ведро воды заменяет сто грамм.

- Чудо горохово! Всё про вино, а сам рядом-то с бутылкой не стоял.

- Так, так его, - поддержал Лизку Степан Андреянович.

Егорша вынул из сундучка скомканное белье, навел на Лизку свой синий глаз с подмигом:

- На, стирай лучше. Когда-нибудь из сухаря выведу *.

* Вывести из сухаря - значит пригласить девушку на домашней вечеринке или в клубе танцевать.

- Больно-то мне надо!

- Ну, ну, не зарекайся. В клуб-то нынче ходят?

Степан Андреянович, сливая в чугун воду, покачал головой:

- У нашего Егора одно на уме - клуб.

- А чего! Война кончилась - законное дело. Кто теперь играет? Раечка?

- Она когда в балалайку побренчит, - сказала Лизка и вдруг рассердилась: Да ты думаешь, у нас тут только плясы и на уме?

Егорша опять зевнул.

- Я не про тебя. Я про девок.

Слыхала, слыхала она от этого злыдня кое-что и похлестче - за словом Егорша в карман не лез. Но нынешняя насмешка показалась ей почему-то столь обидной, что она схватила узел с бельем и, даже не попрощавшись со Степаном Андреяновичем, хлопнула дверью.

5

Дома шла стрижка - обычное дело в день приезда старшего брата.

Двойнята уже расстались со своей волосней и, покручивая непривычно легкими головами, влюбленно следили за рукой Михаила, лязгающей черными овечьими ножницами над Федькиной головой.

Федьке приходилось туго: ухо у него против света горело, как жирная волнуха, и по веснушчатым щекам текли слезы.