Горячий осколок   ::   Шмерлинг Семен Борисович

Губы, как молитву, шептали:

— Я возил, я не стрелял… Это фюрер, эсэс…

— Что он говорит? — спросил Карнаухов.

— Говорит, что только водил машину и никого не убил… Во всём, мол, Гитлер виноват и эсэсовцы…

— Ну это ещё бабушка надвое сказала. Гитлер — конечно. Ну а они-то, немцы, куда глядели… Но ты перескажи, что мы его не тронем, у нас этого в заводе нет. Мы же не фашисты, а русские, советские люди. Выясним, кто прав, кто виноват, на то у нас закон есть и совесть.

Сляднев все не мог успокоиться. Он мерил и мерил шагами павильон.

Вскоре пришёл Бутузов. Прожёвывая сало с хлебом и аппетитно причмокивая, сказал:

— Будем отдыхать. Сменяться у машин через два часа..Под утро — отбой-поход.



10

На фронте спят, когда возможно. Усталые засыпают после пешего марша, растянувшись вповалку на полу, на земле, на снегу, на дне окопа, когда утихнет бой, а случается — даже в бою меж перестрелками. Дремлют у лафетов, положив под голову на холодный металл шапку или пилотку; у самолётов на траве аэродрома, когда не дают взлёта; на нагретых, как лежанка русской печки, жалюзи танка. Везде, где только возможно и даже как будто нельзя.

Сон — вторая жизнь. Как ещё иначе увидишь свою улицу, мать и отца, повстречаешься с женой или невестой! Иным везёт — и они смотрят эти фильмы во сне по многу раз и не перестают надеяться, что увидят ещё и ещё.

Фронтовой сон — особый, нигде не бывает он таким насторожённым и чутким.