Искуситель (часть 3)   ::   Загоскин М Н

Барон приезжал каждый день меняться со мною письмами, говорил мне беспрестанно о Днепровской, то воспламенял мое воображение описанием ее прелестей, то возбуждал во мне ревность, тревожил самолюбие - одним словом, не давал мне очнуться ни на минуту. Не помню, в котором - кажется, в пятом или шестом классе, Надина, восставая против предрассудков и мелочных условий общества, говорила мне: "Согласитесь, Александр Михайлович, что мы сами стараемся сделать нашу жизнь, и без того вовсе незавидную, еще тошнее и несноснее. Эти законы общества, эти приличия, которые мешают нам предаваться вполне самым невинным наслаждениям, - кто создал, кто придумал их? Мы сами. Как часто, например, я говорю ты - это милое дружеское ты - человеку, к которому совершенно равнодушна, и не смею его сказать вам: вы также... вы!.. вам!.. Боже мой!.. Чувствуешь ли ты... Чувствуете ли вы, Александр Михайлович, как обдает холодом это ледяное, бездушное вы, которое так и отталкивает нас друг от друга? Я еще не испытала, но я понимаю, какое блаженство слышать это ты из уст того... кого мы называем своим другом! Я думаю, Александр Михайлович, вы, который не смеете нарушать закон общества, вы, верно, слыхали, что они дозволяют стихотворцам говорить ты всем без исключения? Знаете ли что? Попробуйте, напишите ко мне письмо в стихах". Ну, как было не потешить бедной Надины! Я не умел писать стихов и потому отвечал прозою, но письмо мое начиналось этим приветливым ты, которое так сближает двух друзей и которое нельзя сказать прекрасной женщине без того, чтоб сердце ваше не забилось быстрей обыкновенного.

- Что ты такое написал Днепровской? - спросил меня на другой день барон.