Язык, который ненавидит   ::   Снегов Сеpгей Александpович

Возвращаясь кблатному жаргону, добавлю, что почти телеграфный по "служебной" сжатости и выпуклости, он структурно имеет истоки в нашем собственном изначально-примитивном языке, старательно выделявшем в речи только предметы и действия с ними. Он в этом отношении просто гиперболизирует энергичный примитивизм древних форм. Интеллектуальная бедность роднит его с давно преодоленными способами речи. И, соответственно, - обилием существительных и глаголов - сближает с наиболее модными примитизированными словарями современных писателей. Разница - в интеллектуальной высоте лишь структурно, а не семантически схожих способов изъяснения фактов и мыслей.

Что же до того, что он весь пропитан недоброжелательством, недоверием к людям и издевательством над ними, то это, как я уже указал, прямая функция ремесла, основанного на вражде, злобе и наглом использовании чужих просчетов. Добавлю, что и в любом примитивном человеческом обществе, отнюдь даже не в воровском, но просто атомизированном на самостоятельно живущие группки, на соседствующих, но отнюдь не дружественных хозяйчиков, язык, при помощи которого общались, показывал не взаимную любовь, а взаимное недоверие, подозрительность, прямую вражду. Латинское "Человек человеку волк" в сущности не острота, не парадокс, а трезвое констатирование общественной реальности. Наше речение: "У соседа пала лошадь. Ну, что мне в этом? А все же приятно!" - из того же порядка моральных характеристик самого общества.