Юность командиров   ::   Бондарев Ю В

А потом тетю потерял под Ганьковом во время бомбежки. Ну... вот, а меня подобрала какая-то машина, потом - на Урал. Там в подручных на заводе работал, а потом в спецшколу... Ну ладно - биографии будем рассказывать потом. У меня к тебе категорический вопрос: почему тебе невесело?

- Но ты откуда взял, что мне невесело? - Гребнин в раздумье покосился на инистые папоротники темного окна. - Не то сказал.

- Прости, Саша, я тебя не обидел? Я хотел выяснить обстановку. Если ты хочешь быть один и писать стихи, я могу уйти.

- Какие стихи? Нашел великого поэта! Сиди и давай разговаривать. Эх, что с моим Киевом, а? Я жил на улице Кирова, рукой подать до Крещатика, там растут прекрасные каштаны. Рядом - Днепр, шикарные пляжи. Эх, Мишка! Забыл даже, какой номер трамвая ходил по набережной! Забыл!

- А я на Островидово, - глубоко вздохнул Луц, вспоминая. - Тоже улица! Но в Аркадию ездили купаться. Трамвай останавливался на кольце, слезаешь и идешь к морю...

Они оба помолчали. Ветер жестокими порывами корябал холодной лапой классные стекла снаружи, рассеянный снежный дым летел с крыши, несся мимо фонарей на плацу.

- Снег... - сказал Луц грустно. - Ты, Саша, ходил в такую погоду в разведку? Холодно?

- Нет, ничего... Полушубок и валенки. И водки немножко. Сто граммов.

- "Языков" приводил?

- Не без этого. - Гребнин послушал, как дребезжат стекла от навалов ветра, вполголоса заговорил: - Однажды вот в такую погоду вышли в разведку. Вьюга страшная. Ползли и совершенно потеряли ориентировку.