Кровавая шутка   ::   Алейхем Шолом

Если там узнают об этом, все мое благополучие рухнет! Я не знаю, смог ли бы кто другой на моем месте, хотя бы тот же Тумаркин, долго выдержать и не принять христианства, и кто смеет упрекнуть его за это? Как вы думаете? И?

Рабинович и сам не знал, как он думает. Он глядел удивленными глазами на всех этих Лапидусов и Тумаркиных и никак не мог понять: чего они все так гоняются за золотой медалью и стремятся в университет? Да они ли одни? Ведь вот его квартирная хозяйка тоже бредит все той же медалыо. Неужели у них у всех нет других стремлений и чаяний? Рабинович вспоминает, что когда он еще был Поповым, у него о евреях было представление как о людях, мечтающих только о деньгаx...

Вдруг вся толпа кандидатов пришла в движение и потянулась в канцелярию. Пришел секретарь. Сегодня он должен сообщить всем евреям об их судьбе.

В тесную комнату канцелярии набилось больше ста человек. Рабинович оказался одним из последних в очереди, и секретарь с испитым лицом, опустивши глаза, спросил сухо:

- Фамилия?

- Рабинович!

Секретарь покопался в стопе бумаг и спросил подчеркнуто:

- Рабинович, Гершко Мовшевич? Вы хотите сейчас взять свои бумаги или получить их через полицию?

- То есть... как? - изумился Рабинович.

Секретарь сделал такое лицо, будто хотел сказать: "Чего от меня хотят эти несносные евреи?" - и с удвоенной любезностью объяснил Рабиновичу, что он может получить обратно свои бумаги, так как до его номера не дошло: прием евреев за покрытием процентной нормы закончен.