JК
Мой генерал :: Бакланов Григорий
Страница: 16 из 67А я лежал, ублаженный, именно – ублаженный, потому что, как Надя говорила в дальнейшем не раз, все мужики – скоты, и я, в общем-то, былсогласен с ней, меня только все не радовало, но это – после, после, а тогда я лежал блаженно на спине и под ее взглядом покаянно прикрыл веки:
– Да… Проверь, мол, лично, Земфира не верна? Большую мне услугу ока…
И получил по морде. И поцеловал ее ладонь:
– Целую руку, бьющую меня.
И потянулся было за папиросами:
– Не вздумай! Галя и так повсюду смотрит, был ты или нет? Думаешь, она не знала, что ты придешь?
– А ты знала?
– Представь себе.
Да, знала, и я это чувствовал, я шел на зов. Но вот где мы отныне будем встречаться, этого я не знал. Я жил под крышей. В одном из переулков улицы Воровского, а ныне опять – Поварской: в Столовом, Ножовом, Скатертном – не будем уточнять. В этом средоточии бывших дворянских гнезд, барских особняков и слуг я снимал в чердачном помещении крохотную комнатку с фанерными стенами. Хозяйка – тетя Поля, две ее дочери, внук – мне было не только слышно, как они ссорятся, вздыхают, мне их мысли были слышны. Старшая, курящая дочь, лет под тридцать, вскоре возненавидела меня, и я ее вполне понимал. Она работала телеграфисткой, смены у них менялись, и случалось так, что я сижу, пишу срочно какую-нибудь заказную статью и слышу, как за фанерной стенкой она просыпается, зевает, нежится в постели всем своим полным телом, а нас только двое под крышей, ни души кругом.
– Да… Проверь, мол, лично, Земфира не верна? Большую мне услугу ока…
И получил по морде. И поцеловал ее ладонь:
– Целую руку, бьющую меня.
И потянулся было за папиросами:
– Не вздумай! Галя и так повсюду смотрит, был ты или нет? Думаешь, она не знала, что ты придешь?
– А ты знала?
– Представь себе.
Да, знала, и я это чувствовал, я шел на зов. Но вот где мы отныне будем встречаться, этого я не знал. Я жил под крышей. В одном из переулков улицы Воровского, а ныне опять – Поварской: в Столовом, Ножовом, Скатертном – не будем уточнять. В этом средоточии бывших дворянских гнезд, барских особняков и слуг я снимал в чердачном помещении крохотную комнатку с фанерными стенами. Хозяйка – тетя Поля, две ее дочери, внук – мне было не только слышно, как они ссорятся, вздыхают, мне их мысли были слышны. Старшая, курящая дочь, лет под тридцать, вскоре возненавидела меня, и я ее вполне понимал. Она работала телеграфисткой, смены у них менялись, и случалось так, что я сижу, пишу срочно какую-нибудь заказную статью и слышу, как за фанерной стенкой она просыпается, зевает, нежится в постели всем своим полным телом, а нас только двое под крышей, ни души кругом.