Молодые львы   ::   Шоу Ирвин

Старомодный, бородатый, не то раввин, не то шулер с речных пароходов, он, как видение, появлялся в коридорах государственного департамента и вел разговоры со сладкоречивыми, но неотзывчивыми молодыми людьми – воспитанниками Принстонского и Гарвардского университетов, рассеянно, с презрительным видом перебиравшими бумаги на своих полированных столах. Так ничего у него и не вышло. После единственного отчаянного призыва о помощи наступило зловещее молчание. Немецкие чиновники не отвечали на запросы. Джекоб вернулся в залитую солнцем Санта-Монику к своей фотостудии и дебелой вдовушке миссис Мортон. О брате он больше не вспоминал. И вот сегодня вечером, когда за окнами колыхался окрашенный багровыми отблесками туман, когда близился конец старого года, а вместе с ним и его собственный конец, Джекоб снова вспомнил о своем покинутом и застигнутом столпотворением в Европе брате, и его пронзительный вопль о помощи вновь прозвучал в затуманенном сознании умирающего.

– Плоть, – заговорил Джекоб раскатистым и сильным даже на смертном одре голосом, – плоть от плоти моей, кость от кости моей, ты несешь наказание за грехи тела моего и души моей.

«О боже мой! – мысленно воскликнул Ной, взглянув на отца. – И почему он всегда должен разговаривать белыми стихами, как мифический пастырь, диктующий стенографистке на холмах иудейских?»

– Не улыбайся. – Джекоб пристально смотрел на сына, и его глаза в темных впадинах были удивительно блестящими и понимающими. – Не улыбайся, сын мой. Мой брат за тебя сгорает на костре.

– Да я и не думаю улыбаться, – успокоил Ной отца и положил ему руку на лоб.