Москва слезам не верит   ::   Мордовцев Даниил Лукич

Я не стану описывать все то возмутительное, что произошло дальше.

Оникиева, Лазорева и Богодайщикова не стало. Свершилось то, что видел дедушка Елизарушка «в тонце сне»...

Не стало скоро и Они, хлыновской Кассандры...

Князь Данила Щенятев относился к сиротке с отеческой добротой. Постоянно тихая, молчаливая и грустная, она возбуждала в нем глубокую жалость.

— Домой бы мне, на родимую сторону, — говорила она иногда князю.

— Зачем, деточка? Там никого из ваших не осталось. Всех государь велел расселить в Боровске, Алексине, Кременце да в Дмитровке.

— В монастырь бы мне.

— Обживешься, детка, с нами. Мы тебе женишка подыщем. Хорошева отецково сына женишка!

— Мой жених пред Господом. Я в Хлынове заручена батюшкой родимым.

В дом князя стал учащать Шестак-Кутузов. Пораженный красотою девушки еще в Хлынове, он возгорел к ней страстью...

Но девушка, видя это, была особенно холодна с ним.

И страсть влюбленного старика превратилась в ненависть...

— Погоди ж, тихоня, — неистовствовал он в душе. — Так не достанешься ж ты никому!

Скоро княгиня Щенятева получила письмо, в котором какой-то мерзавец (мы догадываемся кто) писал княгине, что их Онисья... любовница князя Данилы.

Ревнивая княгиня поверила гнусной клевете и извела несчастную сироту отравным зельем.

Да, это была наша Кассандра.