Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго   ::   Моруа Андрэ

Во всяком случае, преследования усилились. Рошфор, которого Тьер, верный своему обещанию, оставил во Франции, теперь был отправлен на каторгу в Нумею в клетке преступника. Великому Трибуну амнистии предстоял огромный труд. Когда он говорил о Национальном собрании или о Мак-Магоне, "на лице его появлялось выражение неумолимой суровости и глаза загорались гневом".

В Париже он поселился в "Отей" на авеню Сикомор у своего умирающего сына, за которым заботливо ухаживала вдова Шарля Гюго. Гонкур всех их там видел, Франсуа-Виктор полулежал в кресле, "лицо у него было восковое, весь он съежился, словно в пароксизме озноба", возле него стоял отец, "прямой и статный, словно старый гугенот из какой-нибудь драмы". За обедом Гюго пил неразбавленное сюренское вино и вспоминал о тех пирушках, которые когда-то устраивал его брат Абель у матушки Саге, о гигантских омлетах и жареных цыплятах. "Там мы выпили немало этого винца. Посмотрите, какой у него красивый цвет - как у красной смородины..." На Гонкура произвел тяжелое впечатление этот контраст: могучий, крепкий старец и рядом - посиневший от холода, умирающий сын.

Несмотря на обещания, данные Жюльетте, Гюго сразу же встретился с Бланш. Он снял для нее квартиру на набережной Турнель. Почти каждый день, после завтрака, он поднимался на империал омнибуса "Батиньоль Ботанический сад" и ехал ею любоваться.