JК
Осада Азова :: Мирошниченко Григорий Ильич
Страница: 456 из 486А зачем? Какую?
По прямому, морщинистому лбу царя все чаще скатывались крупные капли пота. Руки задрожали, плечи задергались, а сапоги его, красного сафьяна с высокими каблучками, застучали мелкой дробью.
Ни один боярин, даже и сам Федор Лихачев, не посмел в эту минуту пошевельнуться. «Не падучая ли хватила царя? – так думали бояре. – Не смерть ли пришла нежданно-негаданно?»
Царские глаза медленно закрывались. И наконец усталая голова, словно подрезанная, свисла набок, плечи опустились, пальцы рук разжались. На пол, тихо шурша, белой птицей слетело письмо. Оно легло раскрытым у ног царя.
Думный дьяк Лихачев, всем телом вздрогнув, закричал:
– Бояре, государь, видно, преставился! – И тем разорвал тишину.
Бояре вскочили, загомонили:
– Как так? Как же это, бояре? Как же нам быть без царя в такое страшное время? Владычица, заступница, заступись, отврати ты горе сие великое от нас и всея Руси!
– С чего бы это сотворилось? Помилуй бог!
– Не умысел ли какой злонамеренный?
– Помилуй нас! – послышались в палате басистые, тонкие, хрипловатые, приглушенные боярские голоса.
Подошли ближе. Стоят. Смотрят. Глазам не верят. Молчат.
– Дозволь, боярин, слово молвить, – послышался тихий и спокойный голос.
– Молви, – сердито и шепотом сказал Лихачев.
Есаул Порошин подошел поближе к боярину. Стройный, крепкий, молодцеватый.
– Следовало бы окропить государя свежей водой, – сказал он, – и дать крепкого вина.
По прямому, морщинистому лбу царя все чаще скатывались крупные капли пота. Руки задрожали, плечи задергались, а сапоги его, красного сафьяна с высокими каблучками, застучали мелкой дробью.
Ни один боярин, даже и сам Федор Лихачев, не посмел в эту минуту пошевельнуться. «Не падучая ли хватила царя? – так думали бояре. – Не смерть ли пришла нежданно-негаданно?»
Царские глаза медленно закрывались. И наконец усталая голова, словно подрезанная, свисла набок, плечи опустились, пальцы рук разжались. На пол, тихо шурша, белой птицей слетело письмо. Оно легло раскрытым у ног царя.
Думный дьяк Лихачев, всем телом вздрогнув, закричал:
– Бояре, государь, видно, преставился! – И тем разорвал тишину.
Бояре вскочили, загомонили:
– Как так? Как же это, бояре? Как же нам быть без царя в такое страшное время? Владычица, заступница, заступись, отврати ты горе сие великое от нас и всея Руси!
– С чего бы это сотворилось? Помилуй бог!
– Не умысел ли какой злонамеренный?
– Помилуй нас! – послышались в палате басистые, тонкие, хрипловатые, приглушенные боярские голоса.
Подошли ближе. Стоят. Смотрят. Глазам не верят. Молчат.
– Дозволь, боярин, слово молвить, – послышался тихий и спокойный голос.
– Молви, – сердито и шепотом сказал Лихачев.
Есаул Порошин подошел поближе к боярину. Стройный, крепкий, молодцеватый.
– Следовало бы окропить государя свежей водой, – сказал он, – и дать крепкого вина.