Особняк   ::   Фолкнер Уильям

Так нет – им теперь ехать сюда, в Миссисипи, жить в этом белом слоновнике, в доме в этом, да еще, пожалуй, мисс Элисон придется снова поступать на службу, а может, придется и жаться и жмотничать, чтобы содержать такую махину, а то разве можно, чтоб все друзья и знакомые, уж не говорю – чужие, про нее судачили, – вот, мол, настоящая леди, родилась в Миссисипи и вдруг отказывается принять целый дом не только в подарок, бесплатно, но и дом-то с самого начала был ихний, так что теперь и спасибо говорить некому за то, что ей этот дом отдали. Словом, может, в этом и есть какая-то мораль, если сумеешь ее найти.

– Нет никакой морали, – сказал Стивенс. – Люди просто стараются сделать как лучше.

– Несчастные сукины дети, – сказал Рэтлиф.

– Да, несчастные сукины дети, – сказал Стивенс. – Поезжайте. Скорее.

И вот часов около десяти они с Рэтлифом остановились на бугристой дороге, которая уже перестала быть дорогой, – а скоро тут и вообще нельзя будет проехать, и Рэтлиф сказал:

– Значит, по-вашему, она действительно не знала, что он натворит, как только его выпустят?

– Я вам ужо говорил – не знала, – сказал Стивенс. – Поезжайте.

– А у нас времени хватит, – сказал Рэтлиф. – Никуда он не уйдет. Кстати, про ту штуку, что ему служила револьвером, он ее не то уронил, не то выбросил, когда убегал через задний двор. Иф Бишоп мне ее показывал. Правильно говорил тот продавец из Мемфиса. Она и не похожа на револьвер. С виду совершенный ящер – старый-престарый, весь в грязи, в ржавчине. И остались в нем два патрона – гильза и нестреляный.