JК
Пир :: Сорокин Владимир Георгиевич
Страница: 49 из 71 — Три Могильных Аршина!
— Кто это? — оживленно блестела глазами Арина.
— Математик наш, Козьма Трофимыч Ряжский, — ответил отец Андрей, разрезая мясо.
— Три Могильных Аршина! Три Могильных Аршина! — хохотал с костью в руке Саблин.
— А почему его так прозвали? — спросила Румянцева.
— У него была любимая максима в пользу изучения математики: каждый болван должен уметь… а-ха-ха-ха! Нет… а-ха-ха-ха! — вдруг захохотал отец Андрей.
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — зашелся Саблин. — Три… ха-ха!.. Три… ха-ха!.. Могильных… а-га-га-гаааа!
— Он… а-ха-ха!… он… транспортиром однажды, помнишь, измерял угол… а-ха!.. угол идиотизма у Бондаренко… а тот… а-ха-ха! Ааааа!
Саблин захохотал и затрясся так, словно его посадили в гальваническую ванну. Кость выпала из его рук, он со всего маха откинулся на спинку стула, стул пошатнулся, опрокинулся, и Саблин повалился на спину. Отец Андрей хохотал, вцепившись пальцами в свое побагровевшее лицо.
В столовую вошла Саблина в новом длинном платье темно-синего шелка. Следом вошел Лев Ильич.
Саблин корчился на ковре от смеха.
— Что случилось? — спросила Александра Владимировна, останавливаясь возле него.
— Гимназия. Воспоминания, — жевал Мамут.
— Стишок? — Она прошла и села на свое место.
— Что за стишок? — спросил Румянцев.
— Стишок! Ха-ха-ха! Стишок, господа! — Саблин сел на ковре.
— Кто это? — оживленно блестела глазами Арина.
— Математик наш, Козьма Трофимыч Ряжский, — ответил отец Андрей, разрезая мясо.
— Три Могильных Аршина! Три Могильных Аршина! — хохотал с костью в руке Саблин.
— А почему его так прозвали? — спросила Румянцева.
— У него была любимая максима в пользу изучения математики: каждый болван должен уметь… а-ха-ха-ха! Нет… а-ха-ха-ха! — вдруг захохотал отец Андрей.
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — зашелся Саблин. — Три… ха-ха!.. Три… ха-ха!.. Могильных… а-га-га-гаааа!
— Он… а-ха-ха!… он… транспортиром однажды, помнишь, измерял угол… а-ха!.. угол идиотизма у Бондаренко… а тот… а-ха-ха! Ааааа!
Саблин захохотал и затрясся так, словно его посадили в гальваническую ванну. Кость выпала из его рук, он со всего маха откинулся на спинку стула, стул пошатнулся, опрокинулся, и Саблин повалился на спину. Отец Андрей хохотал, вцепившись пальцами в свое побагровевшее лицо.
В столовую вошла Саблина в новом длинном платье темно-синего шелка. Следом вошел Лев Ильич.
Саблин корчился на ковре от смеха.
— Что случилось? — спросила Александра Владимировна, останавливаясь возле него.
— Гимназия. Воспоминания, — жевал Мамут.
— Стишок? — Она прошла и села на свое место.
— Что за стишок? — спросил Румянцев.
— Стишок! Ха-ха-ха! Стишок, господа! — Саблин сел на ковре.