Повести, очерки, публицистика (Том 3)   ::   Бажов Павел

- Не без этого.

Опять запозванивали колокольцы, и кошевка стала нырять из ухаба в ухаб.

Степь, казавшаяся равниной с площадки вагона, теперь изматывала своей неровностью. Лошадям тяжело. Ямщик то и дело кричит:

- Ну-к вы, ахуны, играй ногами веселея!

Кирибаев силится вспомнить, где он слыхал такое необыкновенное применение слова "ахун" (мусульманский богослов, мулла).

"В Казанской если - речь не та. Где-нибудь под Тулой, либо в Рязани".

Потом спрашивает:

- Вы откуда будете? Ямщик оживился.

- Рязанские мы... Данковского уезду... Именье там князя Урусова. Богатимое. Слыхали, може?

Начинается обычный для большинства переселенцев Сибири рассказ о местах своей родины.

Кирибаев не слушает. У него теперь другое в голове: за кем Дон? Его верховье?

Угрюмый старик зато разговорился.

Он сказался туляком, Епифанского уезда. Соседи, значит.

Замелькали в разговоре названия городков и больших сел, вплоть до станции Ряжск, которую оба переселенца помнили и теперь, через десятки лет после того, как там "парился" их переселенческий поезд.

К вечеру потеплело. Полетели белые пушистые хлопья. Лошаденки совсем притомились и еле тащили кошевку. Встречных - ни одного человека.

- Не ездиют к нам вечером - боятся, - говорит ямщик.

- Чего боятся? - спрашивает Кирибаев.

- Неприятностев много. Обыски там, бумажки требуют. Забыл - садють...