Пути-перепутья (Пряслины - 3)   ::   Абрамов Федор Александрович

Лошадиные морды устало смотрят на них из тумана - должно быть, и в самом деле где-топоблизости разгуливал ночью медведь.

Сходили на речку, сполоснули лицо, навесили чайник.

Все время молчавший Подрезов заговорил после выпитой кружки чая:

- Есть предложенье заняться делом, а свиданье с рыбой отложить до следующего раза. Не возражаешь?

- Нет, - сказал Лукашин.

- Тогда я поеду в леспромхоз. Этому молокососу пора дать по рукам.

- Кому? Зарудному?

Подрезов вместо ответа спросил:

- А ты что намерен делать?

- Мне на Синельгу надо. К сеноставам.

- Добре. - Подрезов помолчал немного, посмотрел на Сотюгу, где в белесой толще тумана всходило багряное солнце. - А на то, что говорили ночью, наплевать. Понятно? А то с этой мутью в голове далеко не уедешь...

Тут он первый раз за утро взглянул прямо в глаза Лукашину. Потом покусал-покусал губы и начал топтать мокрыми сапогами костерик, который и без того дышал на ладан. Мало этого. Будь его воля, он наверняка бы и ели, и березовый сушняк, свидетелей ихнего ночного разговора, растоптал. Во всяком случае, так подумалось Лукашину, когда он увидел, как Подрезов, тяжело, со свистом дыша, своим разгневанным оком водит по сторонам.

Он уехал не попрощавшись. В утренней росяной тиши гулко рассыпалась дробь лошадиных копыт, а Лукашин, опустив голову, еще долго смотрел на чадившие у его ног головешки - остатки ночного костра.