Пути-перепутья (Пряслины - 3)   ::   Абрамов Федор Александрович

Сперва поздоровался с ним, с Лукашиным, но бегло, на ходу и без всякой радости, зато уж с Подрезовым - снимай кино: руки вытер о штаны, рот до ушей и куда девалась всегдашняя хмурь!

Лукашин понимал: кому не лестно - первый секретарь райкома на поле к тебе пожаловал! Рассказов и воспоминаний хватит на год. Но было обидно. Он вчера специально гонял на Копанец Чугаретти - отвезти табак Михаилу, и даже пачку "Звездочки" накинул, от себя урвал, а Михаил даже спасибо не сказал.

- Ты совсем как отец стал. Понял? - сказал Подрезов. - Только у того волос посветлее был. А насчет этого ящика, - Подрезов крепко кулаком стукнул парня по смуглой, мокрой от пота груди, внушительно проглядывавшей из расстегнутого ворота старой солдатской гимнастерки, так что звон пошел, - а насчет этого ящика ты, пожалуй, даже перещеголял отца.

Михаил заулыбался, закрутил запотевшей на солнце головой.

- Учти, председатель, такого богатыря в других колхозах у нас нема.

Подрезов сказал это не без умысла, он любил и умел похвалить нужного человека. Молодежь в колхозах после войны не держалась, а если и попадались где изредка парни, то их не скоро и от подростков отличишь: худосочные, мелкорослые, беззубые - одним словом, военное поколение.

Михаил Пряслин тоже был с военными отметинами. Лоб в морщинах-поперечинах - поле распаханное, не лоб. Карий глаз угрюмый, неулыбчивый - видал виды... Но все это замечаешь, когда хорошенько всмотришься. А так - залюбуешься: дерево ходячее! И сила - жуть. Весной на выгрузке по два мешка муки таскал, а один раз, на похвал, - Лукашин сам видел - даже три поднял.