JК
Россия молодая. Книга 1 :: Герман Юрий Павлович
Страница: 540 из 822О чем мыслишь, нечестивец.
– Натопим, натопим! – закричала Ефимия. – Чья изба-то, его? Он захребетник, шелопут, Федосей проклятущий, от всякого дела отстал, лодырь, сатана, одно знает – добрых людей смущать...
И вновь двинулась с помелом на Кузнеца.
Он вышел на крыльцо, от греха подальше, на скорую руку помолился, чтобы не побить скверную женку. Но от молитвы на душе не полегчало. Злобно думал: «Это я-то захребетник? Столь натрудиться, сколь я, – ни един рыбак не сдюжал. Захребетник! Дожил! Ну, ништо, помру, вот тогда припомнишь...»
Пришлось нести гробы в нетопленую, промерзшую избу Копылова. Покуда работали – ставили домовины на лавки и столы, – взопрели, Лонгинов повеселел, сказал Кузнецу:
– Фимка-то моя! А? Золото женка! Пугнула тебя метлою...
Кузнец сердито хмыкнул – нынче не следовало болтать лишнее. Копылов раздувал огонь в печи. Олешка и Лизка, босые, прибежали сюда по снегу – смотреть, как мужики помирать собрались, стояли у порога, посинев от холода, толкали друг друга локтями.
– Слышь, ребятишки! – сказал Лонгинов. – Слетайте духом к мамке, пусть какую-нибудь рогожку даст – постелить...
Олешка и Лизка стояли неподвижно.
– Ну ладно, не надо! – вздохнул Лонгинов.
Дрова в печи разгорелись, Копылов куда-то убежал. Лонгинов и Кузнец сидели друг против друга, вздыхали. Ребятишки подобрались поближе к огню, перешептывались.
– Натопим, натопим! – закричала Ефимия. – Чья изба-то, его? Он захребетник, шелопут, Федосей проклятущий, от всякого дела отстал, лодырь, сатана, одно знает – добрых людей смущать...
И вновь двинулась с помелом на Кузнеца.
Он вышел на крыльцо, от греха подальше, на скорую руку помолился, чтобы не побить скверную женку. Но от молитвы на душе не полегчало. Злобно думал: «Это я-то захребетник? Столь натрудиться, сколь я, – ни един рыбак не сдюжал. Захребетник! Дожил! Ну, ништо, помру, вот тогда припомнишь...»
Пришлось нести гробы в нетопленую, промерзшую избу Копылова. Покуда работали – ставили домовины на лавки и столы, – взопрели, Лонгинов повеселел, сказал Кузнецу:
– Фимка-то моя! А? Золото женка! Пугнула тебя метлою...
Кузнец сердито хмыкнул – нынче не следовало болтать лишнее. Копылов раздувал огонь в печи. Олешка и Лизка, босые, прибежали сюда по снегу – смотреть, как мужики помирать собрались, стояли у порога, посинев от холода, толкали друг друга локтями.
– Слышь, ребятишки! – сказал Лонгинов. – Слетайте духом к мамке, пусть какую-нибудь рогожку даст – постелить...
Олешка и Лизка стояли неподвижно.
– Ну ладно, не надо! – вздохнул Лонгинов.
Дрова в печи разгорелись, Копылов куда-то убежал. Лонгинов и Кузнец сидели друг против друга, вздыхали. Ребятишки подобрались поближе к огню, перешептывались.