JК
Россия молодая. Книга 2 :: Герман Юрий Павлович
Страница: 652 из 755 – Выдумала! Стар я, что ли?
Она обернулась, взглянула на него своими всегда горячими глазами и с той улыбкой, от которой у него до сих пор падало сердце, сказала:
– А и не молодешенек, Ванечка, не тот уже, что меня увозом венчаться увозил. Да и как я тебя, такого сокола, позументами обшитого, Ванькой звать буду? Прогонишь меня из избы – куда денусь... Покажись-ка на свет!
Он шагнул вперед с полушубком на одном плече и, предчувствуя подвох, смущенно и просительно посмотрел на Таисью. Она долго в него вглядывалась, держа в руке веник, тяжело дыша от работы, глаза ее щурились, и было видно, что она едва сдерживается, чтобы не захохотать.
– Ну чего? – почти обиженно спросил он. – Чего разбирает?
– Вот перекрещусь! Вот, ей-ей, – торопливо, чтобы договорить не засмеявшись, и все же смеясь, говорила она. – Давеча генерала хоронили, из католиков, что ли... Ну, гроб у него... Ей-ей, Ванечка, ну что вот твой мундир! И позумент пущен! И серебро на нем...
Он, глядя на Таисью, тоже начал посмеиваться, в то же время сердясь. А у нее от смеха проступили на глазах слезы, она махала веником и говорила:
– Ох, Савватеич! Ну кто его тебе выдумал, мундир сей. Лапонька ты моя, для чего оно тебе...
– Вот как отвожу тебя веником! – сказал он, сдерживаясь, чтобы не смеяться. – Нашла хаханьки! Сама говорит: одевай, а сама – смехи!
И хмурясь и улыбаясь в одно и то же время, он вышел из сеней, благодарно и счастливо думая о Таисье, с которой вместе ждать им теперь и старости...
Она обернулась, взглянула на него своими всегда горячими глазами и с той улыбкой, от которой у него до сих пор падало сердце, сказала:
– А и не молодешенек, Ванечка, не тот уже, что меня увозом венчаться увозил. Да и как я тебя, такого сокола, позументами обшитого, Ванькой звать буду? Прогонишь меня из избы – куда денусь... Покажись-ка на свет!
Он шагнул вперед с полушубком на одном плече и, предчувствуя подвох, смущенно и просительно посмотрел на Таисью. Она долго в него вглядывалась, держа в руке веник, тяжело дыша от работы, глаза ее щурились, и было видно, что она едва сдерживается, чтобы не захохотать.
– Ну чего? – почти обиженно спросил он. – Чего разбирает?
– Вот перекрещусь! Вот, ей-ей, – торопливо, чтобы договорить не засмеявшись, и все же смеясь, говорила она. – Давеча генерала хоронили, из католиков, что ли... Ну, гроб у него... Ей-ей, Ванечка, ну что вот твой мундир! И позумент пущен! И серебро на нем...
Он, глядя на Таисью, тоже начал посмеиваться, в то же время сердясь. А у нее от смеха проступили на глазах слезы, она махала веником и говорила:
– Ох, Савватеич! Ну кто его тебе выдумал, мундир сей. Лапонька ты моя, для чего оно тебе...
– Вот как отвожу тебя веником! – сказал он, сдерживаясь, чтобы не смеяться. – Нашла хаханьки! Сама говорит: одевай, а сама – смехи!
И хмурясь и улыбаясь в одно и то же время, он вышел из сеней, благодарно и счастливо думая о Таисье, с которой вместе ждать им теперь и старости...