JК
Россия в постели :: Тополь Эдуард
Страница: 32 из 55Но она ждала! Помню, с каким презрением оттолкнула она меня от себя и как постыдно, чуть не плача, я убрался с ее полки на свою — самую верхнюю, третью, солдатскую полку…
На следующее утро она сошла где-то под Харьковом, ушла из вагона, даже не взглянув на меня, и растворилась в необъятных просторах России — первая женщина, на которую я пролил свою сперму!
Теперь я опущу еще несколько таких же юношески неуклюжих и беспомощных моих попыток проникнуть в женское тело — честно говоря, я и сам уже почти не помню ни тех лиц, ни тел, разве только худосочное, хилое тельце какой-то ростовской полу-проститутки, которая привела меня из скверика, где мы с ней целовались, к себе в комнату в общей квартире, и в этой комнате площадью примерно в четыре квадратных метра стояла одна узкая кровать, какой-то убогий комод и столик и — все.
Нет, не все, еще на кровати спал трехлетний ребенок. И вот здесь, на полу, на каких-то наспех набросанных тряпках, при погашенном свете, при чужих инвалидах-соседях, которые, конечно же, не спали за стеной в смежной комнате этой коммунальной квартиры, — вот здесь свершилось то, о чем я мечтал, наверно, с шестого или седьмого класса, что снилось почти еженощно на соломенных солдатских матрасах, — я трахнул бабу, я стал мужчиной.
Господи, до чего убого, бездарно, невкусно и бесцветно это было!…
Повторяю, не помню подробностей, да их, наверно, и не было — интересных подробностей, просто мы легли на пол, она раздвинула ноги и я уткнул своего Младшего Брата в ее хлюпающую расщелину в поисках тех сокровенных радостей, о которых столько говорили ребята в армии и столько написано в разных книгах.
Конечно, через минуту я кончил, затем с юношеской запальчивостью повторил свой заход, но костлявое тельце моей партнерши не давало никаких наслаждений.
И помню, как я возвращался от нее ночью по безлюдным ростовским улицам, отплевываясь, разочарованный в устройстве мирозданья.
На следующее утро она сошла где-то под Харьковом, ушла из вагона, даже не взглянув на меня, и растворилась в необъятных просторах России — первая женщина, на которую я пролил свою сперму!
Теперь я опущу еще несколько таких же юношески неуклюжих и беспомощных моих попыток проникнуть в женское тело — честно говоря, я и сам уже почти не помню ни тех лиц, ни тел, разве только худосочное, хилое тельце какой-то ростовской полу-проститутки, которая привела меня из скверика, где мы с ней целовались, к себе в комнату в общей квартире, и в этой комнате площадью примерно в четыре квадратных метра стояла одна узкая кровать, какой-то убогий комод и столик и — все.
Нет, не все, еще на кровати спал трехлетний ребенок. И вот здесь, на полу, на каких-то наспех набросанных тряпках, при погашенном свете, при чужих инвалидах-соседях, которые, конечно же, не спали за стеной в смежной комнате этой коммунальной квартиры, — вот здесь свершилось то, о чем я мечтал, наверно, с шестого или седьмого класса, что снилось почти еженощно на соломенных солдатских матрасах, — я трахнул бабу, я стал мужчиной.
Господи, до чего убого, бездарно, невкусно и бесцветно это было!…
Повторяю, не помню подробностей, да их, наверно, и не было — интересных подробностей, просто мы легли на пол, она раздвинула ноги и я уткнул своего Младшего Брата в ее хлюпающую расщелину в поисках тех сокровенных радостей, о которых столько говорили ребята в армии и столько написано в разных книгах.
Конечно, через минуту я кончил, затем с юношеской запальчивостью повторил свой заход, но костлявое тельце моей партнерши не давало никаких наслаждений.
И помню, как я возвращался от нее ночью по безлюдным ростовским улицам, отплевываясь, разочарованный в устройстве мирозданья.