Санькя   ::   Прилепин Захар

Саша взял табурет и поставил возле кровати деда - быть может, сделал все это даже чуть громче, чем можно было, - самодвижение, производимый шум будто затирали ощущение тоскливой болезненности происходящего.

Дед еле приметно покосился на усевшегося рядом Сашу - дрогнуло веко, блеклая отметина зрачка шевельнулась, и веко вновь смежилось, пустив малую слезинку, сразу же затерявшуюся в морщине.

- Скоро поедешь-то? Побыл бы… Подожди, пока помру… Скоро помру… Похоронишь хоть. А то бабке одной… Бабы хоронить будут. Нет больше мужиков…

"Наверное, в таких случаях говорят: "Как же ты помрешь, дед, ладно тебе! Полежишь и встанешь скоро!" - подумал Саша и промолчал.

- Сколько лет прожил, не помню, чтобы бабы кого хоронили… В городе-то есть еще мужики?

Саша слабо улыбнулся.

- Есть, - сказал громко, чтобы хоть что-то сказать.

- А у нас все перемерли. Я последний. Все при мне родились, при мне все росли, и все перемерли. Всех похоронил… И своих, и чужих. Дед замолчал и долго лежал молча.

- Не ем ничего, а все не могу помереть…

Еще помолчал.

- Мою ложку серебряную - помнишь? - возьми, как помру. Мне отец мой ее дал. Теперь твоя будет.

Саша помнил эту ложку - тяжелая, красивая. Бабушка говорила, что дед этой ложкой своих малых пацанов лупил по розовым лбам, если баловали за столом. Саша не верил. Такой ложкой убить можно. Да и не в характере деда все это. Саша подумал, что ни разу в жизни не слышал, как дед кричит, - он никогда не повышал голоса и никогда не бранился матерно. Недовольство свое показывал жестом.