Семь дней творения   ::   Максимов Владимир Емельянович

Она поставила узелок с принесенной мужу снедью на табуретку около ведра с водой и молча вышла, оставив их решить между собой то, что они должны, обязаны были решить.

Сглатывая горький комок, подкативший к горлу, Петр Васильевич опустил голову:

- Как ты.

- Иди. Дети у тебя.

- Скажешь слово, останусь.

- А зачем ты мне нужен?

- Соня!

- Побаловались и будет.

- Зачем ты так?

- Хорошенького понемножку.

- Пожалей.

- Пожалела, а теперь ступай.

- Соня...

- Ступай, ступай. Не надо мне тебя. Даром не надо. Всех не пережалеешь... Ступай, вон жена ждет.

Софья смотрела на него в упор со спокойной неприязнью человека, твердо положившего себе не отступать от принятого решения. И только по тому, как судорожно вздрагивал при этом ее легкий подбородок, можно было судить, чего ей стоило это решение. Долго еще потом, едва он вспоминал тот день, маячило перед ним лицо Софьи, глядящей на него в упор сухими от гнева и презрения глазами.

VII

Январский рассвет еще только-только коснулся чернильной темени за окном, когда в сенях раздался дробный, с прерывистыми паузами стук. "И кого это еще несет в такую рань по мою душу? - Поднимаясь, он никак не мог попасть ногой в тапку. - Дня мало".

Поеживаясь от холода, он тяжело прошлепал к выходу и замер, прислушиваясь:

- Кто?

- Это я, дед, открывай.

Ноги у Петра Васильевича сделались ватными.