JК
Тень Ирода (Идеалисты и реалисты) :: Мордовцев Даниил Лукич
Страница: 211 из 305Чаще и чаще становились прогалины, светлее становилось кругом, голубые просветы над бором расширились, солнце заглядывало глубже и глубже в разредевшую чащу.
Вон и поляна вырисовалась из-за чащи. Одна половина поляны и лес облиты лучами солнца.
На поляне, из-за деревьев, виднелись строения. Вился белый дымок к небу.
Присутствие жизни сказалось сразу, во всем: то затявкает собака, то прокричит петух. И лесные птицы стали как будто говорливее, когда выбрались из мрачного дремучего бора.
Где-то глухо, гнусливо прокуковала кукушка. Кобчик, маленький хищник ястребиной породы, задорно и звонко кикикает, гоняясь за каркающей вороной.
Золотистая иволга назойливо преследует неповоротливую сороку и сама же свистит и трещит, словно бы ее обижали, а не она.
Звуки жизни так и хлынули отовсюду, точно вырастали из земли, зарождались в воздухе.
— Вот и скиты — тихое пристанище, — сказал старик, отирая потный лоб.
— Слава Богу, пустыня, — отозвался младший его спутник.
— Давно я тут не был, — продолжал старший. — Поди, многое изменилось.
— А признают тебя, дедушка?
— Собаки не признают, чай, новенькие теперь, а люди, надо полагать так, признают.
— А как-то меня примут?
— Вестимо как: спервоначала с опаской, с искусом, а потом в свой закон введут, — без этого нельзя. Да закон у них русский, старый истовый закон, и живут истово, не то что в проклятом Вавилоне-Питере.
Они вышли, наконец, на поляну. Широкая ровная поляна обнаруживала присутствие прочного и постоянного жилья человеческого.
Вон и поляна вырисовалась из-за чащи. Одна половина поляны и лес облиты лучами солнца.
На поляне, из-за деревьев, виднелись строения. Вился белый дымок к небу.
Присутствие жизни сказалось сразу, во всем: то затявкает собака, то прокричит петух. И лесные птицы стали как будто говорливее, когда выбрались из мрачного дремучего бора.
Где-то глухо, гнусливо прокуковала кукушка. Кобчик, маленький хищник ястребиной породы, задорно и звонко кикикает, гоняясь за каркающей вороной.
Золотистая иволга назойливо преследует неповоротливую сороку и сама же свистит и трещит, словно бы ее обижали, а не она.
Звуки жизни так и хлынули отовсюду, точно вырастали из земли, зарождались в воздухе.
— Вот и скиты — тихое пристанище, — сказал старик, отирая потный лоб.
— Слава Богу, пустыня, — отозвался младший его спутник.
— Давно я тут не был, — продолжал старший. — Поди, многое изменилось.
— А признают тебя, дедушка?
— Собаки не признают, чай, новенькие теперь, а люди, надо полагать так, признают.
— А как-то меня примут?
— Вестимо как: спервоначала с опаской, с искусом, а потом в свой закон введут, — без этого нельзя. Да закон у них русский, старый истовый закон, и живут истово, не то что в проклятом Вавилоне-Питере.
Они вышли, наконец, на поляну. Широкая ровная поляна обнаруживала присутствие прочного и постоянного жилья человеческого.